Цитата:
Желнов: Да, математика. Поскольку тема войны для вас оказалась важной и в «Рае», и до этого вы снимали про Чечню, как вы сейчас, не сейчас, а последние годы реагируете на то, что происходит на Украине, то, что происходит в Сирии? И ожидали ли вы, что станете снова свидетелем времени, когда в лексиконе, в риторике появятся снова слова «изоляция», «санкции» и т.д.?
Кончаловский: Ну что? Во-первых, война неизбежна вообще в мире, это же наивно думать, что будет время, когда не будет войн.
Желнов: В век фейсбука не будет войн, да.
Кончаловский: Нет, войны будут неизбежны, потому что существуют разные этнические проблемы, различные политические, социальные, масса разных проблем и абсолютно разные представления о том, какой должен быть мир. Но сегодняшняя ситуация, я прихожу к выводу, что она неизбежна, потому что рушится определенная система, которая нам казалась всем единственной стратегической дорогой — это система такого европейского развития из доминанты англо-саксонской философии. И она вдруг рухнула нафиг. А кому это нравится в англо-саксонском мире? Поэтому когда я смотрю, когда американцы говорят про нас, что русские хотят изменить существующую систему, они просто не говорят существующую англо-саксонскую систему — это остается в скобках, а просто существующая система. Да, сейчас происходит колоссальный сдвиг, когда русские говорят, что они по англо-саксонской системе жить не хотят, но не только они, и китайцы тоже, и вообще большинство в мире не хочет жить по этой системе, просто она работает только в одну сторону, это ворота в одну сторону. Я, будучи долгое время вообще таким активным, можно сказать, я был западником, сейчас я по-другому абсолютно отношусь к миру.
Желнов: А что случилось? Когда этот перелом произошел, изменение вашего отношения к Западу?
Кончаловский: Знаете, у Толстого есть замечательное выражение, что: «Когда молодую лошадь запрягают в телегу, она сопротивляется и начинает брыкаться, и она бьется в хомуте и оглоблях, и между оглобель обивает себе задние ноги, а телега стоит. А потом вдруг она что-то понимает, перестает биться, и начинает шагать, телега поехала». У меня это произошло, я просто понял, что иллюзия нашего европейского менталитета части российской иллюзии, что мы можем, должны, а потом можем следовать западному развитию, она у меня абсолютно растаяла. И очень сложно и интересно смотреть за такими работами историков как Булдаков, например, есть такой историк, я не знаю, знаете ли вы его или нет, замечательный, который говорит, что есть неизбежные вещи, и было бы смешно думать, что в ментальности русской, русская ментальность очень архаична, архаика — это мощнейшая вещь, это тектоническая плита русской культуры настоящая, мы — пена, например, эти европейские русские, 3%, а то, что называется русским человеком, как мой Алеша Тряпицын, который живет на Кенозере, и все эти люди, для них абсолютно, они, конечно, разговаривают со мной с удовольствием, но я прекрасно понимаю, что их не это интересует в жизни. И когда начинаешь понимать это, что...
Я когда-то написал, что говорят, что власть разрушила Россию, так в том-то все и дело, что Россия разрушает власть, это тектоническая плита, как Йеллоустон, она внизу стоит. И это мощь, с одной стороны, архаическая русская в ментальности, а, с другой стороны, несломляемая, победить русских невозможно абсолютно, и это удивительно, для меня дает такие другие совсем ощущения. Я стал меньше высказываться. Вы знаете, я больше не пишу политических... У меня было много там разных выступлений. Сейчас я просто все сказал, теперь я просто думаю о другом, что я не знаю. Понимаете, раньше я знал точно. Идеология мне была дана внутренняя западника, а теперь я не знаю. Я бы даже сказал, я чувствую себя как муха в чемодане, и теперь мне хочется понять, кто чемодан несет. Когда муха в чемодане летает, она думает, что она свободная, а кто несет чемодан, муха же не задумывается, а еще интереснее, кто заплатил носильщику, и куда этот чемодан несут. Это по-другому ощущаешь себя в этом мире интересном очень.
Желнов: Поскольку, Андрей Сергеевич, вы сказали про власть, про государство, я вас хотел спросить не применительно к Америке, применительно к России, в которой за последние 16 лет много что изменилось, прежде всего, усилилась роль государства в жизни каждого человека, вообще государства стало много на всех уровнях жизни: в культуре, в обществе, много стало государства.
Кончаловский: Мало государства.
Желнов: Вы считаете, что мало?
Кончаловский: Мало, государства мало.
Желнов: И это плохо или это хорошо, если вы считаете, что мало?
Кончаловский: Это плохо, надо государства больше.
Желнов: То есть?
Кончаловский: В нашей стране с архаическим мышлением, с отсутствием гражданского общества, с отсутствием гражданского общества, граждан нет, есть население, у людей очень мало гражданской ответственности. Все мы стараемся не платить налоги. Почему? Крестьянское сознание, я об этом в Совете Федерации говорю. Мне говорят: «Крестьянское сознание, там 6% живет на земле», наивность какая, разве дело, где живет человек? Человек может жить в Кремле, но он будет отвечать этому сознанию, этим ценностям, понимаете? Государства очень мало. Конечно, я думаю, что, например, то, что происходит сейчас в образовании: за 26 лет разрушили советскую систему, которая была лучшей в мире. Пожалуйста, вам, лучшей в мире. Дали возможность людям, у которых опыта демократического нету, дали возможность людям творить, что случилось — развалили систему. В начальной школе 425 учебников, все разные. Я считаю, что, безусловно, я вообще стал в этом смысле слушать внимательно, смотреть, вернее, какой пульс, естественно, для того, чтобы у нас была стабильность сегодня, государства должно быть больше.
Желнов: А вам нравится, когда государство проникает в общественные сферы, темы с патриотизмом, усиление роли церкви очевидно при посредничестве государства? Вам нравятся все эти символы, которые появились в стране?
Кончаловский: Да, конечно, слава Богу. Что значит нравится? Вы понимаете, дождь идет — вам нравится или нет? А он идет.
Желнов: Дождь нравится.
Кончаловский: Почему идет? Потому что это природа. Архаика, русское сознание — это природа. Вы знаете, Булдаков замечательно написал, что многие историки не понимают, что русский народ имеет о власти представление свое и власть творит он, как структура, власть: вертикаль, Кремль, авторитаризм. Это же не какой-то человек сделал, понимаете? Придумал, пришел и решил. Это творится снизу — это очень важно понять, нам очень сложно, и мне было сложно понять, что есть определенные законы, которые шире, как гравитация, которая гораздо больше.
Почему я говорю, что я себя чувствую как муха в чемодане? Мы не знаем причинно-следственных связей с Сирией, Украиной, настоящих причинно-следственных связей, мы не знаем настоящих причинно-следственных связей, что творится в Украине. Мы думаем, что это случилось так и так. А если вы посмотрите на то, о чем никто не говорит, потому что, во-первых, не знает, во-вторых, лучше не говорить, мы бы по-другому относились к тому, что такие поступки происходят. Поэтому я и говорю, что я стал гораздо более осторожен в своих иллюзиях о том, как должно все быть. Поэтому я сейчас, мне более интересно делать кино, чем выступать с публицистическими идеями любого повода.
Первый раз я говорю с вами за последние два года о каких-то вещах, о которых, собственно, что говорить, я лучше буду кино снимать. То есть я там больше могу сделать, чем выступать. Но некоторые люди должны это делать, публицисты, у него единственный способ себя выразить — это выразить свою точку, какая должна быть страна и что плохо.
Желнов: Андрей Сергеевич, а какое у вас ощущение от времени нынешнего? Если в 90-е, судя по ощущениям многих, все бурлило, да, цинично, но бурлило. Сейчас, несмотря на то, что есть и патриотизм, и церковь, и Георгиевская лента, но...
Кончаловский: Да что вы говорите! Все это ерунда.
Желнов: Ощущение застоя у вас есть или нет?
Кончаловский: Вы сейчас говорите о тех... Да, это бурлит все, все бурлит.
Желнов: Сейчас?
Кончаловский: Конечно, бурлит. Слава Богу, что не бурлит, как бурлило с перестрелками на улице. Знаете, это лучше не бурлит, когда люди в пижамах или в спортивных костюмах отрезают друг другу и паяльники вставляют Бог знает куда. Слава Богу, этого нету, потому что дальше бы шел распад государства. Распад государства — абсолютная энтропия. К концу 90-х годов государства не существовало. Я уже не говорю о том, что мы отдали SS, SS-20 — величайшие ракеты отдали, подарили американцам. Это преступление, преступление. Я согласен с Александром, императором: у России есть два союзника — флот и армия. Когда мы начнем это понимать... Вы знаете, в 1917 году к президенту Вудро Вильсону пришел знаменитый полковник Хауз, был полковник Хауз и сказал: «За два часа мы решили судьбу России». Англичане берут север Европы, север России, мы берем Дальний Восток, немцы берут Украину, все было решено.
Вы думаете, что это просто так? Я, вы знаете, занимаюсь сейчас этим подробно, потому что я, может быть, сумею написать сериал о революции с 1904 по 1917-й. Ну что вы, наши заклятые друзья всегда старались, я имею в виду англичан, лорд Пальмерстон сказал в каком-то 19 веке: «Как тяжело жить, когда Россия ни с кем не воюет». Никогда не воевали с нами англичане, они всегда это делали чужими руками. Помимо того, что английский агент просто застрелил Распутина, это был английский агент, друг Юсупова. Вышла книга такая толстая английская «Английский след», очень интересная.