****
Цитата:
Давид Чихладзе: Мне больше нравится имеретинская кухня, имеретинский пир. Когда в Кутаиси приезжали, там всегда несколько рядов тарелок, 4-5, и там очень хорошо ведет тамада. Все это с юмором, стихи читаются наших грузинских классиков. И не только в Кутаиси. На всех застольях можно услышать арии из опер, тамада может хорошо петь, у него развитые легкие, голос. Грузинские народные танцы. Там все это можно увидеть. Я сам лично не очень увлекался этим, меня это не привлекало, я всегда старался этого избежать. Моя личная ассоциация, что это что-то советское, где нет свободы, где все идет по расписанию: надо где-то вставать, опять сесть, а потом опять встать, нельзя посмотреть куда-то, надо слушать. Там есть и импровизации, конечно, когда произносится тост. И мне очень нравится, когда кто-то может хорошо... это как бы актерское искусство. Как будто ты выступаешь на сцене, и вот ты вспоминаешь нужную цитату, стихотворение, делаешь нужный акцент. Но редко бывает, когда это не кисло. А часто мне становилось кисло, я хотел убежать. Мне больше нравится грузинское застолье, где больше официальных форм: начинаем и заканчиваем. А иногда люди напиваются, беспорядки бывают, но все хорошо заканчивается. Я даже убежал со своей свадьбы, ну, убежал, я сказал, что я не пойду туда. Это было давно, я уже разошелся с женой. И я тогда сказал, что мы обязательно разойдемся, в день свадьбы. Я сказал, что я хочу, чтобы просто пошли и расписались. Но она все-таки устроила так, что мы пришли домой, а там 400 человек сидели, и меня заставили танцевать. Я сказал: "Все, я не буду с тобой продолжать нашу жизнь". Вот у меня такое отношение.
Елена Фанайлова: Есть такое представление, что в застолье люди становятся равными. Я знаю истории про "лихие 90-е", когда могли за столом встретиться и "вор в законе", и какой-то генерал МВД, и это объединяет людей. Это иллюзия общности или это действительно по-другому выстраивает отношения?
Гага Нижарадзе: Про "лихие 90-е" не знаю, скорее, 70-80-е. Дело в том, что 60-80-ые годы – я считаю, что для Грузии это был самый беззаботный период в ее истории. То есть денег было много, гремело грузинское искусство, спорт, были основания для национальной гордости. Все стремились сюда, и иностранцы, и люди из Союза, они пили дешевое вино, дивились на то, что ругали Политбюро открытым текстом, все были веселы, беззаботны. Но в Грузии тогда происходили серьезные вещи. После того, как умер Сталин, а потом Хрущев убил его духовно (спасибо ему за это), в государстве произошли серьезные вещи. Место НКВД заняла номенклатура. И цена за это была не либерализация общественной жизни. То есть оставалось табу – политика, идеология. Остальное – делай что хочешь, только не очень зарывайся. И вот эти новые правила жизни, я считаю, в Грузии поняли раньше всех, после разгона и расстрела демонстрации 56-го года, что СССР – это большой, глупый монстр, правила надо выполнять, но под этой сенью можно ковать свое маленькое счастье. И выделились три основные карьерные тенденции. Первая – номенклатурная. В Грузии было больше всего членов партии на душу населения, если я не ошибаюсь. Потом – теневики. И элементарный криминал, что тоже давало довольно высокий статус обществу. И все эти три линии были очень тесно переплетены. Вы совершенно правы, за одним столом свободно можно было увидеть второго секретаря райкома, начальника милиции, "вора в законе" и какого-то магната. Вот тогда застолье и приобрело уже раблезианские масштабы. Некоторым это нравится, некоторым – нет. Но после того, как все это закончилось, функция застолья медленно, но верно исчезает. То есть уже нет опасности, что тебя кто-нибудь сожрет, русские, турки, во всяком случае - пока.
Сейчас дешевого вина уже нет, в основном все переходят на крепкие напитки. И гораздо больше либерализма за столом. Тамада уже не имеет такой власти, которую он имел в традиционные времена. Женщина может быть тамадой. Я несколько раз присутствовал на студенческих застольях, там все по-другому. Все, что хотят, говорят, пьют так, что не говорят. И я считаю, что это нормально, это – жизнь. Конечно, жалко. Как коллега говорил, видимо, надо сохранять это движение, музей можно сделать грузинского застолья, но жизнь диктует свое.
Елена Фанайлова: А сейчас во время застолья о политике люди говорят? Как к Саакашвили относятся?
Гага Нижарадзе: Говорят, что он не умеет себя вести за столом.
Кто сидел с ним за столом, так говорят.
Шадиман Шаманадзе: Он не ждет, что скажет тамада, он наливает, пьет... Ему не сидится, он все время вскакивает, ходит туда-сюда. Но немного выпивши, он обыкновенный грузин, навеселе, шутит, сам тосты придумывает. Но в традиционном смысле – не очень.
Шота Иаташвили: Один раз я встречался с Саакашвили за столом. Это было в редакции. Он энергично так зашел, сразу захотел мацони покушать. Стоял, мацони кушал и разговаривал, разговаривал... И все это закончилось в пять минут. И он улетел. Это была моя встреча с Саакашвили.
©