В 1987-м году два весёлых эмигранта – Пётр Вайль и Александр Генис, жившие тогда в Нью-Йорке, издали кулинарную книжку с названием "Русская кухня в изгнании". Я говорю "книжку", а не "книгу", потому что в ней всего 176 страниц. Это совершенно замечательное произведение – яркое, остроумное и в то же время правдивое – в отношении всяческой кулинарной рецептуры. Если вы не читали "Русской кухни в изгнании" – обязательно достаньте и прочтите, гарантирую, что вы получите огромное удовольствие. В книжке 44 главки. Я не хочу ничего цитировать, но меня так и подмывает привести полностью главку 43-ю, которая написана стихами, что я сейчас и сделаю. Надеюсь, авторы на меня по старой дружбе не обидятся и не станут качать свои авторские права. Надо сказать, что поэтические способности Вайля и Гениса оставляют желать лучшего. Но они вовсе и не поэты. Хуже, когда поэтических способностей нет у стихотворцев, которые именуют себя поэтами. Это – просто к слову. Итак:
ЗАПАД ЕСТЬ ЗАПАХ, ВОСТОК ЕСТЬ ВОСТОРГ
Между тем, как влечёт нас судьба по теченью, мы меняем в пути имена, адреса, ощущенья и вкусы, цветы и влеченья, знаки, запахи, звуки, друзей голоса...
Мы остались один на один с Новым Светом, где и дворник не дворник, а сверхинтендант. Он ругается "Хай!" вместо слова привета: Би-Би-Си не вещал про такой вариант.
В магазине встречают невнятные фунты: сколько ж сельди набрать на хороший форшмак? Помидоры, сказали, растут здесь без грунта, и под видом севрюги зарезан судак.
Даже метров тут нету: от футов и ярдов в липкий жар нас бросает чужой Фаренгейт. В ликер-сторе берём не пол-литра, а кварту – и быстрее вдвойне настаёт апогей.
И с закуской беда: где сырок тут – ответь-ка! Где копытно-цементный брусок холодца? Где кровянка? На крысу похожая редька? Неизбежность худого, в прыщах огурца?
Эх, достать бы чернил портвешОвых и плакать, тормоша за рукав: "Помнишь, а, старикан?..." Мы когда-то глотали без закуси слякоть – лишь бы только она наливалась в стакан.
Были молоды мы и свежи, как редиска, все невзгоды сгорали в шашлычном огне, и из жизненных истин единственно близкой была та, что хранится в дешёвом вине.
Но не зря мы сражались с коварной таможней, мчась на смычку с роднёй, что нашёл нам ОВИР. Трудовые брильянты укрыты надёжно. Вена, Рим, океан... И – блистающий мир!
В елисейских полях молодого шпината индюшачьи отары в брусничном желе шли возлечь, обвязавшись суровым шпагатом, на полученном от синагоги столе.
Мы увидели чёрного с искрой омара, что краснеет, как девушка, в ловких руках, и креветку с усатым лангустом на пару, и печальную рыбу по кличке "монах".
Мы узнали реальность видений миражных и обыденность новых диковин и див: нам знакомы жемчужная готика спаржи и дворянская бледность бельгийских эндив.
Представляете, скольких чудес мы коснулись? Источал аромат перигорский паштет, и радушные свиньи послушно согнулись, чтоб доставить нам трюфли из грёз юных лет.
Створки устриц распахивались, увлекая в глубь блаженства, бездонную, словно каньон. Растворила заветную дверь кладовая тех сокровищ, где высится "Дон Периньон".
Но и в прошлом у нас – не одни лишь руины. Всё смешалось в причудливой пляске времён: помним мы феерический вкус осетрины и узнали, куда добавлять кардамон.
Свято чтя наслажденье картошки на сале, помня вкус обязательных щей на обед, мозельвейна бокалами мы заливали нежный жир арагонских бараньих котлет.
Наш желудок изведал изыск артишока, не забыв каравая пахучий излом. Мы сумели избегнуть культурного шока, усадив две культуры за общим столом.
Возродили детант из пустого названья, из запутанных уз политических схем. Воплотили идею сосуществованья двух различных во всём кулинарных систем.
Мы дождёмся отрадного сердцу парада, где построит в ряды всемогущий гурман стейк из Харькова, белый налив авокадо, массачусетский борщ, астраханский банан.
Даже здесь, в стране изобилия, – перигорский паштет! Как говорил Василий Иванович Чапаев: я не то что выговорить, я даже представить себе такого не могу! В "Книге о вкусной и здоровой пище" этого паштета нет, значит – не было его и в партийных распределителях, где фотографировались, я думаю, добротные и высококачественные яства, рекомендованные советскому народу.
Не ради яств я покинул родину. Я мог бы тоже есть то дерьмо, которое ел весь советский народ. Я и ел его сорок три года. Нет! – сталинские, хрущёвские, брежневские "кулинары" не считали моё еврейское происхождение калорийным, я был чужд их державным рецептам. Как и другие мои соплеменники, ушедшие в эмиграцию с номером 3.
Вот какие мысли пришли ко мне в связи с юбилеем "Книги о вкусной и здоровой пище". Надо бы, конечно, праздновать этот юбилей в русском ресторане с красиво сервированными столами, экзотическими блюдами и заморскими напитками. Може, кто-то и отпразднует.
А пока что – хотелось бы мне чего-нибудь деликатного, например – осетрины на вертеле (стр. 139) или шашлыка по-карски (стр. 174). Не откажусь также и от консервированных раковых шеек с картофелем (стр. 143). Чувствую – усиливается во мне выделение "пищеварительных соков". Иду на кухню, заглядываю в кастрюлю, а там – каша гречневая с маслом (стр. 228)!..
Наум Сагаловский, Чикаго, 2004г
_________________
Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной! Ш.
.
|