Цитата:
КУННИЛИНГУС
6 марта Славик сидел на уроке русского языка и делал вид, что пишет упражнение.
На самом деле мысли его сосредоточились совсем на другом. Впрочем, не совсем на другом; точнее на другой — мысли Славика сфокусировались на учительнице. Если быть еще точнее — на том подарке, который каждый ученик должен преподнести этой самой учительнице уже на следующий день. Проблема состояла в том, что мысль сосредоточивалась только до слова «подарок», а пройдя сквозь него, стремительно рассредоточивалась. Что именно сделать учительнице в качестве подарка? Этот дурацкий вопрос без ответа и мучил Славика. Можно было бы выучить стихотворение и рассказать Вере Петровне на утреннике. Это был бы самый оптимальный вариант, если бы не одно «но»: стихотворения рассказывают в строго оговоренном порядке строго оговоренные ученики, в строго оговоренном количестве, а именно: четыре мальчика и две девочки, назначенные самой Верой Петровной еще за полмесяца до праздника. Славик в любом случае не попал бы в эту шестерку, даже будь он девочкой, потому как, кроме всего прочего, для этого нужно было хорошо учиться. Из других вариантов заслуживали внимания лишь несколько идей, которые были хотя бы выполнимы в принципе. Дарение цветов отвечало этому условию, но Славик, истинный математик, чувствовал, что оно, условие это, было хоть и необходимым, но явно не достаточным. Посему следовало добавить к этому что-то еще. Но что?! Можно было бы сделать красивую открытку, внутри которой нарисовать улыбающуюся Веру Петровну и подписать: «Любимой учительнице Вере Петровне от ученика 5-Б класса Козлова С. в Международный Женский день 8 Марта».
Способностей к рисованию, как впрочем, и прочих способностей у Славика не было, однако Славик не сбрасывал эту идею со счетов, оставив ее на крайний случай.
Можно попросить сделать ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1! торт, судя по размерам Веры Петровны — она не прочь отведать за чашечкой чая кусочек…
— Интересно, ей кто-нибудь когда-нибудь делал куннилингус?
Славик так был погружен в свои мысли, что даже растерялся. Он посмотрел на Юрика. Юрик был двоечником, и второй день сидел за одной партой со Славиком.
— Что? — переспросил Славик.
— Прикинь: этой жирной суке сделать куннилингус, — тихо, а потому особенно мерзко, захихикал Юрик.
Славик недоуменно помолчал, потом прошептал:
— И что?
— Ну ты бы смог сделать ей куннилингус?
Славик призадумался:
— А разве это так сложно?
— Ну сделай, если не сложно, — силясь не расхохотаться, кинул Юрик.
— Ну и сделаю, — обиженно буркнул Славик.
— Ха-ха-ха, спорим, что не сделаешь?
Это было уже слишком. Это был вызов.
— Вот увидишь — сделаю!
— Успокоились и замолчали! — завизжала Вера Петровна.
Славик опять уткнулся в тетрадь. Юрик подтолкнул его на мысль. Коль скоро куннилингус сделать сложно, значит никто и не будет его делать. Следовательно, если он таки сделает Вере Петровне куннилингус, он выгодно отличится от всех остальных в классе с их одинаковыми открытками, тортиками и прочими банальностями. Славик смутно догадывался, что сложность сделать его именно Вере Петровне в конечном итоге сводится к тому, что она — учительница, здесь ошибиться нельзя, это очень ответственно и легко можно попасть впросак. Потому нужно сделать не просто куннилингус, а самый лучший куннилингус, безупречный и правильный. Это было действительно сложно, учитывая, что до этого Славик вообще не делал никогда куннилингусов. Даже самых плохеньких. Он даже начал сомневаться, правильно ли поступил, что поспорил с Юриком. Однако сомнения Славик тут же отбросил. Он сделает Вере Петровне куннилингус, чего бы ему это ни стоило!
Славик думал об этом все оставшиеся уроки. Никогда его еще не видели таким задумчивым. В общем-то, Славик был полон уверенности, что он сможет это сделать.
Проблема заключалась лишь в том, чтобы выяснить, как именно делается куннилингус. Он решил спросить об этом Степу — самого умного в их классе
— Степа, ты когда-нибудь пробовал делать куннилингус?
— Вообще-то не пробовал, — ответил неуверенно одноклассник.
Эта неуверенность в Степином голосе насторожила Славика. Он упрекнул себя за такую неосторожность. Ведь теперь Степа тоже может ухватиться за эту мысль.
Вполне понятно, что Славик не станет плодить конкурентов, рассказывая им все подробности того, как делается куннилингус. Спрашивать нужно лиц незаинтересованных.
После уроков он поплелся домой. Зашел в свой двор. На лавочке сидели пьяные старшеклассники. Один из них громко ругался. Славик узнал в нем Вову из второго подъезда. Вова иногда катал его на велосипеде. Теперь Вова орал:
— Ах, она ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1!ОВНЕД!!1!, тварь такая. Да я ради нее все делал, все бабки на нее спускал! Кинула, убью крысу! Вот что мне с ней делать, пацаны, что мне теперь ей, суке, сделать?!
Пацаны молчали. Вова тоже замолк и отпил с горла. Славик, остановившись рядом и слушая все это, неожиданно сам для себя сказал:
— Может быть, тебе сделать ей на 8 Марта куннилингус?
Все уставились на пятиклассника. Воцарилось гнетущее молчание.
— Куннилингус?.. — криво глядя на Славика, промычал наконец Вова, — куннилингус? Ей?! После всего этого?! Да… я ей сделаю куннилингус, — и, набирая обороты, — я ей, суке, сделаю куннилингус! Лобзиком, наждачкой и выжигателем! Такой куннилингус ей сделаю, что она на всю жизнь запомнит!
Славик поспешно зашел в подъезд. Конечно, Вова был явно не в себе и дальше его лучше было не расспрашивать, но, по крайней мере, Славик узнал, чем ему нужно делать подарок Вере Петровне.
Дома никого не было. Наспех перекусив, Славик полез в кладовку. Достал из нее и лобзик, и выжигатель, а также несколько деревяшек, фанеру, пару нулевых наждачек и линейку. Перетащил это все в свою комнату и разложил на столе. После чего взял оба инструмента для изготовления куннилингуса в руки и завис над столом. Что делать дальше, он не знал. У него не было ни малейшего понятия, как должен выглядеть этот злосчастный куннилингус. Впрочем, была еще одна надежда выяснить это. Славик достал с полки обе книжки — одну по выжиганию, другую по поделкам из дерева. Два часа он изучал каждую картинку. Были деревянные уточки, скворечники, всевозможные черные узоры на гладкой фанере, был один кораблик, в общем, в книжках содержалось множество картинок, но ни одна из них не была подписана словом «Куннилингус». У Славика опустились руки. Он безвольно сел на кровать. И в это время из института пришла старшая сестра. Славик решительно пошел вслед за ней на кухню. Она-то за свою жизнь, уж точно, сделала хотя бы один куннилингус. Да наверняка больше. Зазря что ли ее любят все преподаватели и подруги.
— Настя, ты знаешь как сделать куннилингус?
Настя застыла с заварником в руках и удивленно посмотрела на брата:
— Славик, зачем тебе это?
— Скажи. Мне очень, очень надо, — жертвенным голосом взмолил Славик.
— Не думаю, что смогу тебе в этом помочь, — попыталась спрыгнуть с темы Настя.
Но Славик хоть был и младше ее на восемь лет, но малым вырос не по годам смышленым — ход сестрицыных мыслей стал понятен ему сразу же. Естественно, она все знала, это было видно по ее лицу. К тому же она заметно нервничала. Просто не хотела выдавать секрет изготовления куннилингуса. Старшие дети никогда не говорят младшим, как они добились тех или иных умений. Оно и понятно — им до всего приходилось доходить самим, путем долгих тренировок, многочисленных проб и ошибок. Они очень ревностно относятся к этому, чтобы так просто рассказать младшим, которым вечно достается все уже готовеньким. Славик понимал это. А потому он заявил:
— Ну тогда я спрошу у кого-нибудь другого. У Вовы, например. А потом буду делать куннилингус всем подряд. Все будут приходить только ко мне и просить, чтобы именно я сделал им куннилингус!
Славик не просчитался. Попал в самую точку. Сестра заметно забеспокоилась. Она села на стул и, поставив локоть на стол, уперла лоб в ладонь: «Так…» Славик сел рядом и молча выжидал. Он рос отличным стратегом. Через несколько секунд Настя взглянула на него:
— Слав, для начала это… это не делается всем подряд, ясно?
— По-честному я хочу сделать это только одному человеку, — тут же заверил ее Славик.
— Одному?.. — Настя запнулась в нерешительности. Но было видно, что это ее успокоило. Одному — не всем, первенства своего она не потеряет. В том, что она его имела, теперь у Славика не оставалось ни малейшего сомнения.
— Ну, — продолжила осторожно Настя, взвешивая каждое слово, — ты хотя бы знаешь… э-э… как бы это сказать… ну, например… скажем… чем он делается?
Славик видел всю ее насквозь и в душе ухмылялся этой ее осторожности. Он ответил столь же неопределенно:
— Я же тебе сказал — не знаю, как. А чем, — он кинул на сестру многозначительный взгляд, — чем, я знаю.
— Так. Ну ладно… уже легче. Только обещай, что не будешь никому рассказывать?
Уж на это-то сестрица может рассчитывать в полной мере. Он уже понял, что такими знаниями не раскидываются.
— Обещаю.
Сестра сделала глубокий вдох, в следующее мгновение выдох, и вошла в странное состояние настороженной непринужденности.
— Видишь ли, — начала она, — здесь нет единых правил. Самое главная ошибка всех начинающих: они полагают, что… хм… что чем сильнее натираешь… э-э…
— Палочку? — подсказал Славик.
— Палочку? — переспросила Настя, — Ну да… да, палочку… тем куннилингус получается лучше. Но это не так. Если хочешь сделать настоящий куннилингус, оставь эту… прости господи… палочку на потом. На самый конец…
— Ага, — раскрыв рот, слушал Славик сестру.
— Сначала нужно аккуратно — не надо резких движений, все испортишь — пройтись вокруг… Затем можно начинать осторожно… раскрывать… э-э… щелочку…
— Как это?
— Ну, раскрыть щелочку, просверлить дырочку, начнешь делать — поймешь… Можно даже пальцем помочь, если не получается.
— Ага…
— Только делать это нужно очень аккуратно. А то некоторые это проделывают так, как будто из бревна топором лодку вырубают. С отдельными бревнами может так и стоит поступать, но вообще-то за такой куннилингус убивать надо.
Слава запомнил это важное замечание. Дело было явно рискованным.
— Ну а как он хоть выглядит-то вообще?
— Так я же тебе рассказываю. Выглядеть он может по-разному, потому… побольше фантазии, — постепенно расходилась Настя, — это не должно быть просто набором каких-то фиксированных штампов, они здесь как раз и не приветствуются. Это сродни искусству. Не бойся экспериментировать. Доверься своему воображению. Тебе самому должно это нравиться.
— Ну а что самое главное-то?
— Самое главное — делать с любовью. Если будешь следовать этому правилу, мелкие огрехи никто не заметит. А крупных… лучше все же не делать.
— Понятно.
— Ну в общих чертах… это все.
Слава поблагодарил сестру за дельные советы и отправился в свою комнату. В целом, в общих чертах, Славик уловил основную идею куннилингуса. Куннилингусом называли нечто вроде работы на свободную тему. Как и любая свободная тема, свободна она с известными ограничениями и наилучший результат, как не крути, все же приходит с опытом. Это было, конечно, не самое приятное открытие, но его успокаивали последние слова сестры о любви и мелких огрехах. Никто, даже Вера Петровна, не будет требовать от него куннилингуса высшего пилотажа, как никто не ждет даже в лучших школьных сочинениях настоящих литературных шедевров.
Уже закрывая за собой дверь, Славик услышал тихий голос сестры, явно обращенный к самой себе: «Все нормально, все нормально, я и сама ведь первый раз в таком же возрасте… Это лучше, чем если бы…»
Он подошел к столу, где были разложены инструменты и материал. Славик взял в правую руку наждачную бумагу, осмотрел стол, приподнял левой рукой небольшого размера палочку, повертел ее между пальцев и отложил подальше. Вместо нее он взял фанерный лист средних размеров, сел на пол и принялся натирать его наждачкой. Он старался особо не налегать. Аккуратно и терпеливо зачистил сперва одну сторону, затем другую. Постепенно снял с поверхности фанеры все шероховатости, она стала гладкой как зеркало. Славик был доволен проделанной работой. На другом листе фанеры он сделал два распила лобзиком, затем опять взял наждачку и зачистил их изнутри. Дальше он два раза свернул наждачку и скрутил ее в трубочку. Внутрь, для упругости, поместил небольшой металлический стержень, замотал верхний конец наждачки изолентой и полученным инструментом принялся вытирать отверстие посреди фанеры. Славик был похож на первобытного человека, добывающего огонь. Дело двигалось медленно. Он то и дело, как советовала сестра, убирал наждак и пытался простучать углубление пальцем. Впрочем, особого эффекта это не давало, и он вновь брался за стержень, обернутый наждаком, и продолжал терпеливо вкручивать его в центр фанерного листа.
Занятие это было крайне утомительным. Теперь он понимал, что делать куннилингус действительно сложно. Вдвойне сложнее то, что он делал его Вере Петровне, этой толстой дуре. Столько трудов, и кому?! Юрик знал, что говорил. Теперь и Славик осознал это в полной мере. Но отступать было уже поздно.
До поздней ночи он возился со своим куннилингусом. За это время смастерил что-то наподобие не то парусника с мачтой посередине, не то макета тетради, с торчащей в нем ручкой; понять было сложно, описать словами тем более. Но одно можно сказать точно — получилось нечто действительно красивое. Последнее, что сделал Славик, была надпись, тщательно выведенная выжигателем на боковой стороне композиции: «Куннилингус». Чуть ниже: «С праздником 8 Марта». Выводить «Вера Петровна» не было уже никаких сил, точнее силы еще оставались, но лишь на то, чтобы закрепить авторство. Третьей строчкой маленькими буковками он скрупулезно начертал: «Козлов С.»
На следующее утро, 7 марта, Славик очень аккуратно завернул в бумажный пакет куннилингус и положил его в рюкзак. С бьющимся от волнения сердцем он вместе сродителями отправился в школу на утренник, посвященный Международному Женскому дню.
В классе собралась куча народу. Взрослые и дети едва расселись по местам. Кто-то сидел на подоконнике, кто-то стоял вдоль стенки. Несколько ребятишек сидели на корточках. На своем королевском месте, за столом, слева от доски водрузилась сама Вера Петровна. Все утихли и началось торжество.
Первыми в программе выступили шестеро счастливчиков со стихотворениями. Каждому из них долго и натянуто хлопали. Даже Маше, которая запнулась на третьей строчке первого четверостишия. Затем последовала сценка, над которой все, кроме Веры Петровны, громко смеялись, следом за первой последовала сценка вторая, над которой смеялась только Вера Петровна. Пришла пора всевозможным конкурсам и, наконец, в завершение, ученики дружным строем потянулись со своими подарками к учительнице. Каждый подходивший говорил заранее заготовленную фразу: «Вера Петровна, вы самая лучшая, добрая и справедливая учительница, я хочу подарить вам открытку, которую сделал сам». Открытка показывалась всему классу. «Вера Петровна, вы не просто учительница, вы настоящая женщина и мы с мамой по-женски поздравляем вас вот этим тортом». Торт также демонстрировался публике. Очень скоро на столе Веры Петровны образовалась целая стопка открыток и несколько коробок с тортами.
Славик шел самым последним, держа в руке сверток. Он остановился перед Верой Петровной. Вера Петровна смотрела на него испытывающе-любящим взглядом, от которого у Славика едва не подкосились ноги. Он молчал. Все ждали. «Слава, — услышал он где-то вдалеке голос мамы, — давай!». Взгляд Веры Петровны становился уже напряженно-испытывающе-любящим. Славик поспешно развернул сверток и протянул его Вере Петровне.
— Ну что же ты, Козлов, покажи всем, что ты сделал, — противно улыбнулась Вера Петровна.
Славик вытянул руки с подарком над головой.
— Очень хорошо, — не спеша проговорила Вера Петровна, — хм… и что же это такая, с позволения сказать, поделка означает, можно полюбопытствовать?
— Это куннилингус, — дрожащим от волнения голосом сказал Славик, и поспешно добавил, — этот куннилингус я сделал вам, Вера Петровна. Поздравляю с 8 Марта.
Выражение лица Веры Петровны не изменилось. Есть такая детская игра. Называется «Море волнуется»: «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура, замри». Эффект был приблизительно такой же. Все замерли в тех позах, в которых находились за мгновение до этого. Первым своим хохотом нарушил всеобщий паралич Юрик. Он вызвал цепную реакцию. В следующую секунду класс взорвался всеобщим термоядерным ревом. Вера Петровна, все с тем же выражением лица сквозь зубы прошипела: «Вон!»
Славик, сжимая куннилингус в руках, пулей вылетел из класса, скатился вниз по лестнице и выбежал на улицу, обогнул школу и сел на заднем дворе, прислонившись к стенке. Весь красный от стыда, он плакал так сильно, что не хватало сил даже на то, чтобы реветь со звуком. Со стороны можно было подумать, что у паренька случился приступ эпилепсии.
Вся случившаяся несколько минут назад трагедия стояла перед его глазами картинкой со всеми безжалостно прорисованными деталями. Славик ожидал всякого, но только не такого. Его душила обида. Он силился понять, как же так получилось.
Ведь он столько сил отдал, делая этот куннилингус, он представлял, как все восхитятся им, как Вера Петровна пустит слезу умиления и он станет самым любимым учеником в классе… Так Славик просидел какое-то время. Вдруг он почувствовал, что до него кто-то дотронулся. Он поднял голову. Сквозь слезы бедный мальчик не сразу узнал, кто это был. «Не плачь», — услышал он знакомый голос. Славик протер глаза. Перед ним стояла одноклассница Верочка. «Не плачь», — повторила она и подняла валяющийся в тающем снегу рядом со Славиком подарок учительнице.
— «Куннилингус», — прочла она, — а ты знаешь, Козлов… Слава, мне он нравится. Правда.
Славик посмотрел на нее, но ничего не ответил.
— Очень красиво. Ты сам его сделал?
— Сам, — буркнул Славик.
— Не обращай внимание на этих дураков, — сказала Верочка.
— Тебе легко говорить, ты не знаешь, как это… — начал было Славик.
— Знаю, — перебила его Верочка.
— Ты тоже делала кому-то куннилингус?! — выпучил глаза Славик.
— Нет, не куннилингус. Я сделала минет нашему физруку на 23 февраля, — пояснила Верочка.
— Правда? — уже почти без всхлипов переспросил Славик. Сам он этого не знал, потому как болел тогда гриппом и две недели не ходил в школу.
— Да. Хочешь посмотреть? — кокетливо подмигнула ему Верочка, — он у меня с собой.
— Ну можно, — осторожно согласился Славик.
Верочка нырнула в свой рюкзак и достала из него маленькую сумочку, из которой, в свою очередь, извлекла минет. Минет представлял собой кусок обработанной материи белого цвета — нечто среднее между косынкой и платком. По всей его поверхности красовались вперемешку вышитые красными нитками сердечки и звездочки. По бокам, образуя не то купол, не то просто треугольник, скрещивались две шпаги. Внизу крупными буквами, составленными из цветочков было по-девчоночьи (чересчур, как показалось Славику, сентиментально) вышито слово «Минет», а под ним розовой ниткой мелко выстрочено на машинке «Коновалова В.»
Славик, держа Верин минет в руках, сказал:
— Да, очень красиво. И что же произошло? — ответ на этот вопрос действительно интересовал его.
— Да… При всем классе вывел за ухо из спортзала и велел прийти с родителями. Такая вот история.
Славик еще раз посмотрел на платок. Он ему и впрямь понравился. Вера эта заметила.
— Хочешь я подарю тебе его?
— Но ты ведь не мне его делала.
— А ты представь, что тебе. Я очень хотела бы сделать тебе минет. Ты хороший.
— Спасибо, — проговорил Славик. – Знаешь что? Если ты сделала этот минет мне, то тогда этот куннилингус я сделал тебе.
— Правда?! — заблестели глаза у Верочки.
— Да. Теперь он твой.
Верочка кинулась к нему на шею и поцеловала в щеку.
— Фу, — отпрял от нее Славик, — вот еще… если я тебе сделал куннилингус, а ты мне минет — это еще не значит, что я хочу с тобой целоваться. Это уж слишком.
— Хорошо, — засмеялась Верочка, — тогда давай просто дружить!
— Ну давай, — согласился Славик.
С тех пор они дружили. Ходили вместе в столовую, иногда даже держались за руки. Славик сделал своей подруге еще несколько куннилингусов. Она же старательно и с любовью творила ему минет. Иногда они делали это вместе, либо у Верочки дома, либо у Славика. Со временем у них получалось все лучше и лучше. Они даже стали делать «два в одном». Славик выпиливал лобзиком куннилингус, а Верочка старательно обшивала его минетом. Это были настоящие шедевры.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
